Публикации

С чем связан подобный статистический рост и насколько данный показатель негативен? Полагаю, что основных причин две. Первая – исключение уголовных дел о преступных сообществах из подсудности судов присяжных. Наверняка многие адвокаты и прокуроры помнят, что до 2011 г все дела по ст. 210 УК РФ подлежали направлению в суд субъекта Российской Федерации, а подсудимый по таким делам имел возможность выбрать для себя такую форму уголовного судопроизводства, как суд присяжных. Юристы поразному относятся к данной форме судопроизводства, однако даже самый оголтелый критик судов присяжных вряд ли будет спорить с тем, что количество оправдательных приговоров, выносимых присяжными, в разы превышает количество оправданий со стороны профессиональных судей. В связи с этим уголовные дела по ст. 210 УК РФ до 2011 г должны были соответствовать высочайшим стандартам доказанности, чтобы успешно с точки зрения обвинения пройти через суд. По этой причине дел по ст. 210 УК РФ практически не было, а при малейших сомнениях в доказанности эта статья из окончательного обвинения исключалась. Автор помнит, что в середине 2000-х, например, во всей Москве в суд направлялось примерно 1–2 дела по ст. 210 УК РФ.

Вторая причина, как ни странно, связана с резким ухудшением качества расследования уголовных дел. Казалось бы, должно быть наоборот: профессионализм следователей растет, и они могут расследовать наиболее сложные категории дел, в том числе по ст. 210 УК РФ. Однако мы наблюдаем обратную картину. Следственный аппарат все молодеет, расследовать дела качественно и в короткие сроки не может и, чтобы продлевать сроки содержания обвиняемых под стражей свыше одного года использует инструмент дополнительной квалификации групповых деяний по особо тяжкому преступлению – ст. 210 УК РФ. Это дает дополнительные сроки расследования, предоставляет возможность спокойно продлевать сроки содержания под стражей до полутора лет, а кроме того, заставляет многих обвиняемых под угрозой возможной переквалификации их действий с ч. 2 ст. 210 УК РФ на часть первую этой же статьи соглашаться на любые предложения стороны обвинения, признавать свою вину и давать показания в отношении иных соучастников. Возможное обвинение по ст. 210 УК РФ, а также риски возможного назначения наказания по этой статье в данном случае являются весьма эффективной правовой дубиной, которую боятся практически все лица, привлекаемые к уголовной ответственности.

Кроме того, дополнительная квалификация по ст. 210 УК РФ – в большинстве случаев полноценная гарантия для следователя, что ходатайство об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу или о продлении сроков содержания под стражей в отношении лица, чьи деяния подпадают под характер «предпринимательских», будет судом удовлетворено. Какого-либо законодательного запрета на заключение под стражу подозреваемых и обвиняемых по ст. 210 УК РФ в уголовно-процессуальном законе не существует, и вряд ли таковой с учетом тяжести и общественной опасности описанного в обсуждаемой статье состава преступления когданибудь появится.
Что касается досудебных соглашений о сотрудничестве, то надо признать, что и данное законодательное новшество, которое, безусловно, преследовало благие цели раскрытия преступлений, совершенных в условиях неочевидности, выявления дополнительных эпизодов преступной деятельности, по большому счету еще больше расслабило следователей, разучив их заниматься расследованием, но хорошо научив склонять обвиняемых к так называемому сотрудничеству, а говоря простым языком, самооговору и оговору иных лиц.

Для многих обвиняемых с учетом сниженных стандартов доказанности (мы же помним, что присяжные давно уголовные дела по ст. 210 УК РФ не рассматривают) единственным выходом в нынешних реалиях видится соглашательство по отношению к предложению следователей и оперативников применительно к заключению досудебного соглашения о сотрудничестве, что позволяет в дальнейшем воспользоваться преимуществами ч. 2 ст. 62 УК РФ. При этом во многих случаях так называемое сотрудничество сводится лишь к формальному выражению позиции о признании своей вины, а также показаниям о причастности к расследуемым деяниям иных обвиняемых, которые по каким-то причинам досудебное соглашение о сотрудничестве не заключили (например, отказались признать вину или не успели с соответствующим ходатайством). Практика показывает, что в настоящее время по целому ряд дел о деяниях в сфере экономики показания так называемых досудебщиков вообще единственное доказательство как вины иных лиц, так и наличия самого состава преступления. Следователей же в большинстве случаев это не смущает, поскольку они, как мы уже установили, вообще во многом забыли, как расследовать сложные уголовные дела, и изначально рассчитывают на то, что признание со стороны одного или нескольких обвиняемых исключит необходимость сбора иных доказательств и облегчит, безусловно, нелегкий следовательский труд.

Таким образом, правоприменительная картина по дополнительной квалификации экономических деяний через ст. 210 УК РФ выглядит исключительно безрадостно, в особенности в совокупности с многочисленными случаями заключения досудебных соглашений о сотрудничестве по подобным делам и отсутствием иных доказательств, кроме показаний «досудебщиков». В связи с этим неудивительно, что в последнее время появилось большое количество законодательных инициатив по установлению запрета дополнительной квалификации экономических составов преступлений по ст. 210 УК РФ. Авторами данных инициатив предлагается внести изменений в УК РФ, согласно которым преступное сообщество не может создаваться для совершения определенных категорий преступлений. Например, преступлений против собственности или в сфере экономической деятельности.

Я с осторожностью отношусь к подобным инициативам в первую очередь потому, что ни одно из, на первый взгляд, самых прекрасных и либеральных законодательных изменений уголовного и уголовно-процессуального законодательства не срабатывало так, как это задумывалось его авторами. Так было и с идеей о введении судебного контроля за избранием меры пресечения в виде заключения под стражу, и с рассмотрением жалоб в порядке, предусмотренном ст. 125 УПК РФ, и с выделением следствия из органов прокуратуры, и с законодательным запретом на аресты предпринимателей и со многими другими, казалось бы, благими начинаниями. Все дело в том, что ни один даже самый прекрасный закон не служит гарантией того, что правоприменитель не будет искажать его суть или использовать вопреки целям, задуманным автором такого закона. Характерный пример – досудебные соглашения о сотрудничестве, которые должны были способствовать увеличению раскрываемости неочевидных преступлений, а служат средством того, чтобы любое, даже самое фантастическое дело может быть направлено в суд.

Все это не означает, что предлагаемая инициаторами внесения изменений в УК РФ идея обязательно не сработает. Скорее всего, она все же сработает, поскольку в случае ее принятия я не вижу, каким образом следователи смогут квалифицировать экономические составы преступлений по ст. 210 УК РФ. Однако подобные изменения будут все же носить косметический характер и напоминать, скорее, латание дыр на давно устаревшем кафтане системы уголовного преследования. Единственным же инструментом, который гарантированно сработает в данной ситуации я вижу само изменение системы в целом. Быстро же изменить ее в настоящее время без смены практически всего состава следователей и оперативников (при этом я не уверен, что и такая смена состава будет не только эффектным, но и эффективным методом) может только одно – изменение судебного подхода к оценке доказательств, представляемых стороной обвинения. Как это сделать без замены нынешних судей на новых? Ответ мне видится только один, и он уже дан в начале настоящей статьи. Давайте вспомним, сколько дел по ст. 210 УК РФ направлялось в суд в период применения по этой статье нормы о подсудности суду присяжных и насколько высок был стандарт доказанности по данным делам. Все правильно, я веду речь о том, чтобы дела по ст. 210 УК РФ, а в идеале и по иным преступлениям, в отношении которых стандарт доказанности на данный момент крайне низок (ст. 159, 160, 290 УК РФ и др.), рассматривались с участием присяжных заседателей.

Изменение подсудности будет практически полной гарантией того, что фильтр оценки достаточности доказательств, которые должны активно использоваться в нашей системе уголовного судопроизводства на стадии предварительного расследования, будет таковым по данным делам не только декларативно. Законодателю придется публично признать свою ошибку, которая была допущена при сокращении подсудности дел, рассматриваемых присяжными заседателями, но сама жизнь подталкивает нас к этому шагу. При этом еще раз подчеркну, что юристы могут по-разному относиться к данной форме отправления правосудия, но и практика, и статистика говорят сами за себя. Да, присяжные выносят гораздо больше оправдательных приговоров, и да неочевидных дел в таком случае будет направляться в суды гораздо меньше, поскольку следователи будут бояться оправданий.

Кроме того, обсуждая быстрые способы исправления сложившейся негативной правоприменительной ситуации, законодателю давно пора признать и другую допущенную ошибку, а именно вернуть прокурору изъятые у него надзорные функции. Прокурор выступает руководителем обвинения, и абсурдна ситуация, когда такой руководитель не обладает полномочиями по согласованию ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, возбуждению и прекращению дел, полноценной передаче любого дела из одного следствен-ного органа в другой в целях объективности, а не для одного лишь соблюдения требований о подследственности. В настоящее же время нередки случаи, когда прокурор, формально по уголовно-процессуальному закону руководящий обвинением, не поддерживает позицию следователя об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, а суд выступает сверхобвинителем и вопреки мнению прокурора такую меру пресечения применяет. Безусловно, это неправильно не только с точки зрения лица, привлекаемого к уголовной ответственности, и его защитника, но и с точки зрения функции суда, который должен быть независимым, объективным и беспристрастным и не может заведомо занимать позицию одной из сторон процесса, а тем более быть еще более жестким, чем эта позиция.

Возможно, назрел вопрос внесения изменений в положение о досудебном соглашении о сотрудничестве, вплоть до полного исключения данной нормы из УПК РФ либо же установления правила о том, что одного лишь признания вины по уже возбужденному уголовному делу не может быть достаточно для применения к обвиняемому требований гл. 401 УПК РФ.

Остается надеяться, что обозначенная ситуация не останется без внимания законодателя и та кривизна правоприменения по ст. 210 УК РФ, о которой сейчас так много говорят на разных уровнях, все же будет устранена.

Статья опубликована в сборнике:

Практика применения статьи 210 УК РФ по уголовным делам в отношении предпринимателей: сб. материалов науч.-практ. конф. (Москва, 1 октября 2019 г.) / под общ. ред. О.С. Капинус; науч. ред. К.В. Камчатов; сост. Е.В. Ве-ликая; Ун-т прокуратуры Рос. Федерации. – М., 2020. – 100 с.